Черемухин конструктор вертолетов история. Алексей николаевич черемухин: конструктор, строитель, испытатель

Первому полету вертолета 5-ЭА, конструктором, строителем, испытателем которого является Алексей Николаевич Черемухин, талантливый ученик Н. Е. Жуковского исполняется 75 лет. Вообще-то вертолет 5-ЭА – это пятый вертолет в «линейке» подобных экспериментальных аппаратов: его «прародителем» считается вертолет ЦАГИ 1-ЭА - первый в мире одновинтовой вертолет, с которого собственно и началась в России вертолетная авиация.

Заслуженный деятель науки и техники, доктор технических наук, профессор Алексей Михайлович Черемухин в первую мировую войну был военным летчиком. В 1924-1926 гг. по своему проекту построил большую аэродинамическую трубу ЦАГИ в Москве, руководил созданием комплекса аэродинамических труб ЦАГИ в Жуковском. Конструктор и бессменный испытатель первых отечественных вертолетов. Выдающийся инженер, педагог и ученый в области расчета самолетов на прочность. С 1938 году в течение 20 лет руководил службой прочности и участвовал в создании самолетов ОКБ Туполева. Выдающиеся успехи А. М. Черемухина отмечены Ленинской премией, двумя Государственными премиями, тремя орденами Ленина, двумя орденами Трудового Красного Знамени и орденом Красной Звезды. (нужно фото Черемухина)

После успешного окончания работ по проектированию и постройке большой аэродинамической трубы А. М. Черемухина отправили в командировку в Германию и Францию для ознакомления с деятельностью аэродинамических лабораторий и опытных заводов: предстояло продолжить создание новых труб и проведения в них исследований. Однако по возвращении Алексея Михайловича ждала совсем другая работа. В то время в ЦАГИ кроме проблем самолетостроения решались задачи судов, плотин, промышленных вентиляторов, ветродвигателей. Теперь начиналась работа по особым конструкциям летательных аппаратов, идеологом которой был руководитель экспериментально-аэродинамического отдела (ЭАО), заместитель начальника ЦАГИ Борис Николаевич Юрьев. (Начальником ЦАГИ в то время был Н. Е. Жуковский – прим. ред.)

Вопрос о разработке геликоптеров поднимался еще в 1911 году на 1 Всероссийском съезде воздухоплавания, а по существу решился летом 1926. Договор с военными заключили в 1927 году, что сразу обеспечило проект необходимыми средствами и материалами. Однако по договору предстояло выполнение только экспериментально-исследовательских и конструкторских работ. О постройке опытного образца не было ни слова. А. М. Черемухин предлагал включить в договор пункты об исследованиях и стендовых испытаниях, однако представители научно-технического комитета ВВС считали, что в договоре должны быть отражены лишь испытания построенного геликоптера. Единственным, кто поддержал на коллегии Алексея Михайловича, был А. Н. Туполев, заявивший, что технические проблемы, стоящие перед вертолетостроителями, чрезвычайно сложны и требуют особого внимания. После длительных споров приняли решение: ЦАГИ берет на себя обязательство построить машину, на которой можно произвести эксперимент в натуру при условии включения в договор этапов, которые предлагает А. М. Черемухин.

Перед зданием ЭАО ЦАГИ была повешена люлька с мотором «Гном» и винтом 6 м. Это было простое, и тем интересное, решение натурного стенда, когда простыми средствами (деревянная ферма на подшипниках) с почти натурального винта удалось снять характеристики по тяге, моменту и управляемости. При помощи этой установки были впервые получены технические характеристики основного органа геликоптера – управляемого несущего винта, приводимого во вращение реальным бензиновым мотором, что подтвердило правильность созданного проекта летающей машины. Идея создания такого испытательного стенда принадлежала Алексею Михайловичу Черемухину.

Когда в июле 1930 года вертолет был готов, и можно было начинать летные испытания, до отправки на аэродром А. М. Черемухин предложил порепетировать прямо в цехе. С большим трудом машину по частям затащили на второй этаж. Собрали. Колеса были сняты, машина крепилась к толстым балкам перекрытия первого этажа за ось шасси с помощью специальных хомутов, закрепили также и хвостовую часть фюзеляжа, рулевые винты не ставили. Черемухин занял место пилота: управляя машиной, он плавно менял обороты и шаг несущего винта. Испытания, продолжавшиеся несколько дней, подтвердили, что механика работает исправно.

Предстояли летные испытания…

Вся работа по созданию геликоптера была засекречена, тем не более испытания. Перед подготовкой к ним научно-технический комитет ВВС дал допуск к аппарату только тем сотрудникам ЦАГИ, которые принимали непосредственное участие в конструировании и постройке, а также те, кому НТК УВВС выдал соответствующие полномочия.

А. М. Черемухин взял на себя ответственную и опасную работу: испытания первого советского геликоптера. Ни чужой жизнью, ни машиной он рисковать не мог и не хотел. Но сначала Черемухин и другие пилоты прошли «школу обучения и тренировок на привязи». Это когда в землю на глубину одного метра закапывался мощный швеллер-анкер, к которому крепились четыре металлические тяги, а к ним – специальные скобы, ограничивающие величину подъема оси шасси геликоптера. Условия тренировки были очень жесткие. Нужно было не только овладеть техникой плавного запуска двигателей и несущего винта, плавной сменой режимов, полной координацией ручного и ножного управления, но требовалась еще устойчиво висеть в пределах ограничивающих скоб, не натягивая их и не передвигая машину в горизонтальной плоскости.

Переход от испытаний на привязи к первому свободному полету на геликоптере стал большим событием. Всех волновали вопросы: Как машина оторвется от земли? Как она будет слушаться управления? Каким окажется влияние земли на тягу несущего винта? Удержится ли аппарат в горизонтальном положении? Как он сядет на землю?

В сентябре 1930 года состоялся первый свободный полет вертолета ЦАГИ 1-ЭА. Аппарат поднялся на 3-4 метра и остановился, покачиваясь, но управлению поддавался. При попытке убавить газ машина снизилась и повисла над землей. Когда Алексей Михайлович снова прибавил газ, аппарат поднялся на несколько метров и продержался некоторое время над землей. Затем геликоптер мягко, почти без толчка спустился на землю.

16 ноября 1930 года состоялся очередной полет. На аэродром приехали начальник ВВС П. И. Баранов, председатель Реввоенсовета Республики С. С. Каменев, руководители отделов ЦАГИ А. Н. Туполев, А. И. Некрасов, В. П. Ветчинкин, Г. Х. Сабинин.

А. М. Черемухин продемонстрировал многие достоинства вертолета, подняв его на 10 минут на 50 м.

Возросший объем конструкторских работ в секции особых конструкций требовал постоянного присутствия Алексея Михайловича, поэтому решено было привлечь другого летчика-испытателя. Однако в первом же полете произошла авария, и дальнейшие испытания снова проводил А. М. Черемухин.

Большой интерес к вертолету проявил заместитель Народного комиссара по военным и морским делам М. Н. Тухачевский. Алексей Михайлович провел для него показательный полет 28 июля 1932 года. Геликоптер плавно оторвался от земли, завис на высоте 2-3 метра и поднялся на 10-15. Подчиняясь летчику, геликоптер опустил нос, перешел на горизонтальный полет, одновременно увеличивая высоту до 30-35 м.

Затем машина направилась к границе аэродрома, повернула и на постоянной высоте продолжила полет по периметру поля. В заключение геликоптер направился к центру аэродрома, завис над кругом, заранее нанесенным краской на траве, медленно снизился, повернулся носом к наблюдавшим за полетом и плавно опустился в центре круга. Тухачевскому машина понравилась, и он предложил построить опытную серию для нужд армии.

К сожалению, не все полеты были удачными. Однажды произошла авария при приземлении при небольшом порывистом ветре. Машина ударилась хвостом и одним колесом и, подпрыгнув, завалилась на сторону. Однако даже серьезные поломки не остановили работы над аппаратом. Испытания продолжались. Но в основном испытатели занимались механикой и выяснением аэродинамических свойств аппарата.

В начале августа 1932 года высота полета геликоптера достигла 160 м, затем 230 и 285. Очередной полет назначили на 14 августа. В этот день геликоптер поднялся на 400-500 м, вышел за пределы аэродрома и полетел над лесом. Как выяснилось, аппарат установил мировой рекорд высоты в 605 м, превысив существующий тогда в 35 раз.

Но так как, работа ЦАГИ по вертолетостроению была засекречена, то к сожалению, о рекордном полете Алексея Михайловича Черемухина долго никто не знал не только в мире, но и в нашей стране.

Доработка геликоптера велась на аппарате 3-ЭА, на котором ротор из четырехлопастного превратился в шестилопастной. Основные три несущие лопасти сделали машущими, укрепленными к валу на шарнирах с горизонтальными осями, другие три – меньшего диаметра, на которые передавалось управление от автомата перекоса, оставались жесткими.

Новый вариант геликоптера 5-ЭА сначала испытывали на привязи, потом в свободном полете. Также продолжались испытания ЦАГИ 1-ЭА. Летчиком-испытателем машин по-прежнему был А. М. Черемухин, который в 1930-1936 г. г. провел 375 испытаний одновинтового летающего аппарата.

Таким образом, испытания первого в Советском Союзе геликоптера и двух его вариантов стали началом развития в нашей стране проектирования и постройки геликоптеров-вертолетов. Получены летные данные, показавшие, что вертолет является машиной, отрывающейся от земли и осуществляющей управляемый полет, и доказавшие, что можно построить летательный аппарат, принципиально отличающийся от самолета.

В 1933 году к 15-летию ЦАГИ А. М. Черемухин был награжден орденом Красной Звезды за исключительные заслуги в области конструкторских работ по винтовым аппаратам и их испытаниям, а также за создание и постройку экспериментального оборудования ЦАГИ.

3 сентября 1930 года успешно прошли летные испытания первого советского вертолета ЦАГИ 1-ЭА.

Поздней августовской ночью 1930 года по одному из подмосковных шоссе медленно тянулась подвода. Ломовая лошадь тянула за собой необычный прицеп: длинное, закутанное в брезент сооружение на дутых колесах с изящными спицами. Только ранним утром 3 сентября процессия достигла цели и кованые ободья подводы примяли траву Ухтомского аэродрома.

Так прозаически доставили к месту испытаний самый необычный из всех летательных аппаратов, построенных к тому времени отечественными специалистами. Под брезентовой оберткой скрывался первый советский вертолет , или, как тогда называли такие машины, геликоптер , созданный группой экспериментально-аэродинамического отдела ЦАГИ.

ЦАГИ 1-ЭА

«Имейте в виду, что проблема создания геликоптера — одна из труднейших в авиации, — сказал весной 1925 года тогдашний начальник ЭАО ЦАГИ Борис Юрьев. — Перед вами откроется интересная, увлекательная область авиационной науки и техники, но путь этот длинный и очень трудный. Нужно только глубоко верить в возможность решить эту проблему, уметь заразить этой верой всех сотрудников, бороться со скептицизмом многих и очень многих...»
Молодые сотрудники ЦАГИ в полной мере убедились, сколь прав был «патриарх» отечественного вертолетостроения: трудностей и разочарований у вертолетчиков оказалось предостаточно, но успех пришел все-таки раньше, чем можно было предположить.

Борис Николаевич Юрьев

В лучших традициях ЦАГИ группа не пошла по пути чистого изобретательства. Постройке машины в металле предшествовали многолетние эксперименты, имевшие целью выяснить, как работает несущий винт в непосредственной близости от земли, на режиме авторотации, какая схема — одно- или многовинтовая — сулит наилучшие результаты.
Из множества схем исследователи отобрали три, казавшиеся тогда самыми перспективными: двухвинтовую поперечную, восьмивинтовую и одновинтовую («юрьевскую») с рулевым винтом.

вертолёт Б.Н. Юрьева

Геликоптеры этих трех схем, названные «фаворитами», были подвергнуты углубленной эскизной разработке, которая доводилась до такого состояния, чтобы можно было с достаточной надежностью оценить вес агрегатов для составления суммарной весовой сводки.
И этого показалось мало конструкторам, шедшим по никем еще не изведанному пути. Каждую схему они проверили экспериментально. Первую, с лопастями, снабженными для управления стабилизаторами-закрылками, испытали с помощью так называемого винтового прибора. Вторую, состоявшую из восьми совершенно одинаковых винтомоторных установок, опробовали на двух таких элементах, построив натурный стенд с винтами диаметром 2 метра. И наконец, одновинтовую исследовали, проведя обширные эксперименты с двухлопастным несущим винтом, приводимым в действие 120-сильным авиационным двигателем.

ротативный двигатель М-2

Только после этих и многих других работ группа под руководством военного летчика первой мировой войны, инженера-конструктора, а впоследствии профессора МАИ Алексея Михайловича Черемухина приступила в конце 1928 года к проектированию вертолета.

Алексей Михайлович Черемухин

Алексе́й Миха́йлович Черёмухин (18 (30) мая 1895, Москва — 19 августа 1958, Паланга, Литовская ССР) — советский авиационный конструктор, создатель первого отечественного вертолёта.

Награды СССР

Награды Российской империи:

Иностранные награды (Франции):

Биография

Родился в семье педагогов, отец Михаил Никифорович — преподаватель математики, инспектор Императорского училища Большого и Малого театров, мать Зинаида Алексеевна преподавала иностранные языки.

В 1914 году окончил с золотой медалью 5-ю Московскую классическую мужскую гимназию, поступил в Санкт-Петербургский политехнический институт.

Военный лётчик

Когда началась Первая мировая война, Алексей Черёмухин оставил учебу в институте и поступил вольноопределяющимся в 13-й корпусной авиационный отряд в действующей армии. В июне 1915 года он был направлен в школу авиации Императорского Московского общества воздухоплавания, где попал на четырехмесячные «Теоретические курсы» Н. Е. Жуковского, что, возможно, и предопределило его будущую судьбу авиационного конструктора. Лекции читали ученики профессора, там же Черёмухин познакомился и с А. Н. Туполевым. По окончании курсов выдержал экзамен на лётчика и был направлен на юго-западный фронт в 4-й Сибирский корпусной авиационный отряд. 24 марта 1916 года произведен в чин прапорщика. В апреле 1916 года прапорщик Черёмухин совершил свой первый боевой полёт, а 12 декабря 1916 года был высочайше удостоен звания «военного лётчика». Всего до конца войны им было выполнено 140 боевых вылетов, связанных с разведкой, корректировкой огня и истребительным прикрытием.

военный лётчик А. М. Черёмухин

За мужество и отвагу был награжден орденом Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом, орденами Св. Анны 2-й ст. с мечами, 3-й ст. с мечами и бантом, 4-й ст. с надписью «За храбрость», орденами Св. Станислава 2-й ст. с мечами и бантом и 3-й ст., а также высшим боевым орденом Франции — «Военным крестом».

20 декабря 1917 года Управлением Военного Воздушного Флота А. М. Черёмухин был назначен инструктором в Качинскую военную авиационную школу в Севастополе, после расформирования которой в марте 1918 года вернулся в Москву.

Авиационный конструктор

После возвращения в Москву поступил в МВТУ (закончил его в 1923 году), с 1920 года работал лётчиком-экспериментатором в Комиссии по тяжелой авиации (КОМТА). Кроме этого, начал исследования в области методов расчета продольной устойчивости самолёта.

С 1918 работал в Центральном аэрогидродинамическом институте, где принимал участие в конструировании и постройке первых советских самолётов (1918-22). Конструктор и испытатель первых советских вертолётов (1927-35), руководитель «геликоптерной группы» ЦАГИ. Результатом работы этой группы стал первый управляемый вертолёт ЦАГИ-1ЭА, совершивший свой первый полёт в сентябре 1930 года.

14 августа 1932 года А. М. Черемухин установил на первом советском вертолёте ЦАГИ 1-ЭА неофициальный мировой рекорд высоты полёта — 605 м. С 1938 в опытном КБ А. Н. Туполева; с 1953 заместитель генерального конструктора.

Награды и звания

Награжден тремя орденами Ленина, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом Красной Звезды, медалями.

Лауреат Ленинской премии (1957), дважды лауреат Сталинской премии (1949, 1952).

Заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1947).

Доктор технических наук (1937), профессор (1934).

Увековечение памяти

В 1982 ЦК ДОСААФ учредил переходящий приз — кубок Черёмухина и медаль его имени за достижения в вертолётном спорте.

В 1988, в Люберцах, на месте, где находился аэродром, с которого в 1932 году А. М. Черемухин поднялся на первом советском вертолёте ЦАГИ-1Э на рекордную высоту 605 метров, установлена мемориальная стела с памятной доской.

В июле 1930 года, создав уникальные, чисто геликоптерные агрегаты — четырехлопастный несущий винт, центральный редуктор, муфты свободного хода, другие элементы сложной, разветвленной трансмиссии, — специалисты начали натурные испытания машины. Ее необычности была под стать и обстановка, в которой прошли первые запуски; не рискуя перебазировать вертолет сразу на аэродром (вдруг понадобятся серьезные переделки), коллектив, строивший геликоптер, обосновался на втором этаже недостроенного здания ЦАГИ. Там в присутствии пожарного с полным комплектом огнетушительных средств Черемухин — по совместительству пилот экспериментального аппарата ЦАГИ 1-ЭА — провел первые, пока лишь наземные его испытания. После этих испытаний и состоялся ночной марш к Ухтомскому аэродрому, выделенному для летных испытаний новой машины по распоряжению заместителя наркома по военным и морским делам М.Н. Тухачевского.

Михаил Николаевич Тухачевский

В истории первого советского вертолета, превзошедшего по своим данным все зарубежные конструкции тех лет, немало и драматических и героических страниц. Но не случайно я так подробно остановился на предыстории машины. Углубленная проработка дала свои всходы, и аппарат, ставший вехой в мировом вертолетостроении, очень быстро продемонстрировал невиданные прежде летные качества.

Уже в сентябре 1930 года Черемухин свободно маневрирует на вертолете в 10—15 метрах от земли, а поздней осенью летает на 40—50 метрах, в 2—2,5 раза превзойдя официальный мировой рекорд, установленный в том же году на итальянском геликоптере Асканио. Спустя два года ЦАГИ 1-ЭА стал подниматься почти на 30-метровую высоту, а тихой августовской ночью 1932 года достиг фантастической высоты 605 метров.

Этот рекорд в 34 раза превосходил итальянский.

ЦАГИ 1-ЭА, как и другим геликоптерам, построенным специалистами этого всемирно известного научного центра, не суждено было стать прототипами серийных машин, но без них невозможно представить становление советской школы вертолетостроения.

В первых трудах над первенцем выросли выдающиеся ученые и конструкторы, такие, например, как А.М. Изаксон, К.А. Бункин, А.Ф. Маурин, Г.И. Солнцев и И.П. Братухин, впоследствии профессор МАИ, лауреат Государственной премии, главный конструктор вертолетов Омега , и многие другие, чьи имена навечно вписаны в историю нашего авиастроения.

Модификация
Диаметр несущего винта, м

Высота, м
Масса, кг
пустого самолета
максимальная взлетная
Тип двигателя
Мощность, л.с.
Максимальная скорость, км/ч
Дальность полета, км
Статический потолок, м
Экипаж, чел

Алексей Михайлович Черёмухин (1895-1958) - советский авиационный конструктор, создатель первого советского вертолёта.

Биография

Родился 17 мая (29 мая по новому стилю) 1895 года в Москве в семье педагогов. Отец Михаил Никифорович - преподаватель математики, инспектор Императорского училища Большого и Малого театров. Мать Зинаида Алексеевна (урожд. Худзинская) преподавала иностранные языки.

В 1914 году окончил с золотой медалью 5-ю Московскую классическую мужскую гимназию, поступил в Санкт-Петербургский политехнический институт, на механический факультет.

Военный лётчик

Когда началась Первая мировая война, Алексей Черёмухин оставил учёбу в институте и поступил вольноопределяющимся в 13-й корпусной авиационный отряд в действующей армии. В июне 1915 года он был направлен в школу авиации Императорского Московского общества воздухоплавания, где попал на четырёхмесячные «Теоретические курсы» Н. Е. Жуковского. Лекции читали ученики профессора, там же Черёмухин познакомился и с А. Н. Туполевым. В это же время он познакомился и с будущей женой, Ниной Фёдоровной Рерберг, дочерью Ф. И. Рерберга. По окончании курсов, в начале февраля 1915 года, выдержал экзамен на лётчика и был направлен на юго-западный фронт в 4-й Сибирский корпусной авиационный отряд. 24 марта 1916 года произведён в чин прапорщика. В апреле 1916 года прапорщик Черёмухин совершил свой первый боевой полёт, а 12 декабря 1916 года был удостоен звания «военного лётчика». Всего до конца войны им было выполнено 140 боевых вылетов, связанных с разведкой, корректировкой огня и истребительным прикрытием.

За мужество и отвагу был награждён орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, орденами Св. Анны 2-й степени с мечами, 3-й степени с мечами и бантом, 4-й степени с надписью «За храбрость», орденами Св. Станислава 2-й степени с мечами и бантом и 3-й степени, а также высшим боевым орденом Франции - «Военным крестом».

Авиационный конструктор

После возвращения в Москву, с первых дней организации Центрального аэрогидродинамического института Черёмухин вместе с другими учениками профессора Н. Е. Жуковского участвовал в создании первого авиационного научного учреждения в СССР: в проектировании тяжелого самолета, двухмоторного триплана КОМТА (1922-1923) и пассажирского самолета АК-1 (1922-1924).

Поступил в МВТУ (закончил его в 1923 году). С 1920 года работал лётчиком-экспериментатором. Кроме этого, начал исследования в области методов расчёта продольной устойчивости самолёта.

С 1924 года занимался проектированием и строительством самой большой в мире, в то время, аэродинамической трубы Т-1 и Т-2.

В 1927 году ему было поручено руководство работами ЦАГИ по винтовым аппаратам (геликоптерам и автожирам): он стал руководителем «геликоптерной группы». Результатом работы этой группы стал аппарат ЦАГИ-1ЭА, совершивший свой первый полёт в сентябре 1930 года. А. М. Черёмухин не только проектировал и строил первый советский геликоптёр, но и испытывал его; 14 августа 1932 года А. М. Черёмухин он установил на нём неофициальный мировой рекорд высоты полёта - 605 м.

С 1938 года - в опытном КБ А. Н. Туполева; с 1953 года - заместитель генерального конструктора. В 1955 году реабилитирован.

А. М. Черёмухин умер 19 августа 1958 года в Паланге (ныне Литва). Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 5).

Награды и звания

три ордена Ленина (в т.ч. 08.08.1947)
два ордена Трудового Красного Знамени
орден Красной Звезды (1933)
медали
Ленинская премия (1957) - за создание скоростного реактивного пассажирского самолёта Ту-104
Сталинская премия первой степени (1951)
Сталинская премия первой степени 1952) - за работу в области самолётостроения
заслуженный деятель науки и техники РСФСР (8.8.1947).
доктор технических наук (1937), профессор (1934).

Удостоверение лауреата Сталинской премии 1951 года Черёмухина А.М

Удостоверение лауреата Сталинской премии 1952 года Черёмухина А.М.

Удостоверение лауреата Ленинской премии 1957 года Черёмухина А.М.

Почетный знак лауреата Ленинской премии Черёмухина А.М.

памятник Черёмухину А.М. в г. Люберцы

установлен в 1988 году в ознаменование выдающегося мирового достижения.

Увековечение памяти

В 1982 ЦК ДОСААФ учредил переходящий приз - кубок Черёмухина и медаль его имени за достижения в вертолётном спорте.
В 1988, в Люберцах, на месте, где находился аэродром, с которого в 1932 году А. М. Черемухин поднялся на первом советском вертолёте ЦАГИ-1Э на рекордную высоту 605 метров, установлена мемориальная стела с памятной доской.
В 2004 году, в Люберцах, средней школе № 25 присвоено имя Алексея Михайловича Черёмухина там же учрежден посвященный ему музей.
В 2009 году в Люберцах его именем названа вновь возникшая улица.

Черёмухин Алексей Михайлович Энциклопедия «Авиация»

Черёмухин Алексей Михайлович - А. М. Черёмухин Черёмухин Алексей Михайлович (18951958) советский учёный, конструктор в области самолёто и вертолётостроения, лётчик, профессор (1934), доктор технических наук (1937), заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1947) … Энциклопедия «Авиация»

ЧЕРЁМУХИН Алексей Михайлович - (1895 1958) Советский учёный, конструктор в области самолёто и вертолётостроения, лётчик, профессор (1934), доктор технических наук (1937), заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1947). Окончил Московскую школу авиации и курсы авиации… … Военная энциклопедия

- (1895 1958), учёный в области авиационного машиностроения, доктор технических наук (1937). Конструктор и испытатель первых вертолётов (1927 35). Руководил расчётами прочности самолётов в КБ А. Н. Туполева (с 1938). Государственная премия СССР… … Энциклопедический словарь

Советский учёный в области самолётостроения, доктор технических наук (1937), профессор (1934), заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1947). В 1917‒1918 ‒ инструктор Качинской… … Большая советская энциклопедия

- (1895 1958) советский учёный, конструктор в области самолёто и вертолётостроения, лётчик, профессор (1934), доктор технических наук (1937), заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1947). Окончил Московскую школу авиации и курсы авиации при… … Энциклопедия техники

Алексей Михайлович Черёмухин советский авиационный конструктор Дата рождения: 30 мая 1895 Место рождения … Википедия

ЧЕРЁМУХИН Алексей Михайлович - Алексей Михайлович (18951958), конструктор и испытатель первых вертолётов (192735). Руководил расчётами прочности самолётов в КБ А.Н. Туполева (с 1938). Лен. пр. (1957), Гос. пр. СССР (1949, 1952) … Биографический словарь

Алексе́й Миха́йлович Черёмухин ( -) - советский авиационный конструктор, создатель первого советского вертолёта .

Биография

В 1927 году ему было поручено руководство работами ЦАГИ по винтовым аппаратам (геликоптерам и автожирам): он стал руководителем «геликоптерной группы». Результатом работы этой группы стал аппарат ЦАГИ-1ЭА , совершивший свой первый полёт в сентябре 1930 года. А. М. Черёмухин не только проектировал и строил первый советский геликоптёр, но и испытывал его; 14 августа 1932 года А. М. Черёмухин он установил на нём неофициальный мировой рекорд высоты полёта - 605 м .

В ночь на 4 января 1938 года был арестован; 1938-1941 годы он «провёл» в ЦКБ-29 .

Отрывок, характеризующий Черёмухин, Алексей Михайлович

Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m"abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l"avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s"en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.

В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!